Критики приписывали ей тягу к скрытой эротике, любители живописи не признавали...

​​Главные социальные проблемы XIX века в одной трапезе: Картина «Земство обедает» Мясоедова Григорий Мясоедов - один из самых ярких представителей реализма второй половины XIX века. Художник принимал участие в создании Товарищества передвижных художественных выставок. Живописец, график, теоретик искусства. Ему удалось создать великолепное произведение «Земство обедает», которая отражает жизнь крестьян и дворян в России в период глобальных реформаций, а также острые социальные проблемы. Знаковую картину Мясоедова «Земство обедает» художник написал в 1872 году. Полотно было представлено на II-й выставке «передвижников» и была благоприятно воспринята публикой. Критики оценили картину как «одну из лучших и наиболее содержательных работ на современную тему». Таким образом, картина стала не только визитной карточкой Мясоедова, но и одним из лучших образцов реализма передвижников. Через год после написания «Земства» Мясоедов продал полотно меценату и коллекционеру Третьякову, который попросил его чуть доработать картину. Итак. Картина строится на реформационной России. Как правило, местные самоуправления только начали реформироваться в земства. Это тихий провинциальный городок. Сюжет картины предельно прост. Художник решил отобразить несоответствие сословий и социальные различия через трапезу. На переднем плане художник изобразил здание районного совета, верхняя часть крыльца имеет подсказку-надпись «Уездная земская управа». Внутри здания губернского совета разворачивается поистине аристократическая сцена: там виден официант, переставляющий блюда и бутылки с вином. По всей видимости, депутаты закончили обед. Зритель не видит весь дом, видны только светлая стена и два окна с дверью. Главные герои – крестьяне, которые сидят на крыльце у здания. Они ждут «хозяев», которые в это самое время завершили свою аристократическую трапезу (наверняка с шампанским и фазанами). Ожидая депутатов, крестьяне тоже решили пообедать. Их трапеза скудна и скромна, по сравнению c обедом «сильных мира сего». Еда простая: у одного сухой хлеб, у другого - хлеб с солью и пучок зеленого лука. Главным героям картины художник придал характерные черты (где-то лукавство, где-то благородство, а где-то обида). Главный посыл художника – передача яркого контраста между бедностью и богатством. Крестьяне думают об одном и том же и с горечью понимают, что справедливости у здания «Управы» им не добиться. https://telegra.ph/file/989c32dc9d6bda0b34c13.jpg

"Парижское кафе" 1875 г. Илья Ефимович Репин Частная коллекция. Как мог Репин написать какое-то там парижское кафе, когда на него после «Бурлаков» возлагали надежды как на певца народных чаяний и обличителя угнетателей?! Прогрессивная российская общественность негодовала. Крамской возмущался: «Я думал, что у вас сидит совершенно окрепшее убеждение относительно главных положений искусства, его средств и специально народная струна». Корней Чуковский в своих великолепно написанных воспоминаниях о Репине, изданных, однако, следует учитывать, в Советском Союзе, утверждал, что «Репин везде видел бурлаков». Не совсем верное замечание, прямо скажем. Видел Репин и французскую вольницу. Он стал пенсионером Императорской Академии художеств, получив за дипломную картину «Воскрешение дочери Иаира» Большую золотую медаль Академии и право на 6-летнюю стажировку в Италии и Франции. С восторгом говорил Репин о том, что французская живопись отбросила академические и публицистические рамки. «Царит наконец настоящее французское, увлекает оно весь свет блеском, вкусом, легкостью, грацией…», – в стороне от этого «настоящего французского» не остался и Репин. Картина оказалась скандальной не только для русских. Французская публика тоже была сконфужена. Обратимся к сюжету: празднично-легкомысленная атмосфера вечернего шумного кафе, блеск и обаяние парижских развлечений, волнующая атмосфера светской жизни. Кажется, празднично-расслабленный гул достигает наших ушей. Кто-то читает, кто-то разговаривает, официант разносит напитки. В центре внимания – женщина на переднем плане, с зонтом в руках. В чем же загвоздка? А в том, что дама пришла в кафе одна! Интересно, что на одном из предварительных эскизов она была изображена стоящей, явно кого-то ожидающей. Конечно, это совсем иное настроение, в окончательном варианте Репин от него отказался. Героиня его картины отнюдь не стоит, скромно опершись о стул и ожидая, пока явится ее сопровождение. Неотразимая в своей самоуверенности, горделивая, с вызовом как во взгляде, так и во всей позе, красавица с соболиными бровями представляет собой центр картины, всё крутится вокруг нее. Что означает ее двусмысленное положение? Почему она одна? Эмансипе? Кокотка в поисках клиента? С каким негодованием на нее взирает пышно одетая дама справа! А вот усатый мужчина подле нее с большим интересом смотрит в ту же сторону. А два франта вообще поспешно покидают заведение, оскорбленные до глубины души таким развратом – женщина (!) одна (!) явилась в кафе! Один из них отвернулся и, похоже, зевает – ему такое видеть не впервой, второй же, «как денди лондонский одет», не может отвести глаз от бесстыдства эдакого и пятится чуть ли не спиной вперед. Как тут не вспомнить явление народу дерзкой «Олимпии» Мане двенадцатью годами раньше? Тот же бесстыдный взгляд и эротизм, который не в изгибах женских прелестей, а в непередаваемой дерзости и свободе изображенной. Если Олимпию называли лежащей Венерой современности, то женщину Репина иные критики окрестили урбанистической Венерой. Позировала для нее актриса Анна Жидюк. Картину Репин выставил на Парижского Салоне весной 1875 года. Вероятно, под влиянием общественного мнения, дружно скандировавшего «Скандал, скандал!» (хоть русские и французы видели разные поводы для своего негодования), Репин уже готовую картину «подправил», сделав ее скромнее. Дерзкий взгляд девушки он погасил, заставив ее опустить глаза – и она уже казалось жертвой, а не нарушительницей заведенных приличий. ИльяРепин Реализм _history

Где-то я однажды вычитала красивую фразу про Сандро Боттичелли - мол, у него не могло быть последователей, только подражатели. Ну вот Франческо Боттичини был художником, родившимся тоже во Флоренции всего на год позже Боттичелли. Отец его делал рисунки для игральных карт и, вероятно, был его первым учителем, а дальше Боттичини попал в мастерскую Нери ди Бичи, сбежал оттуда через год, устав раскрашивать ящики, и дальше уже учился вместе с Сандро Боттичелли в мастерской Андреа Верроккьо. В этой мастерской Боттичини настолько лихо перенял стиль учителя, что ранние его работы Верроккьо и приписывались, а потом он дополнил свою манеру боттичелиевскими нежностями, поэтому более поздние картины уже приписывали Сандро и его мастерской. И правда, сейчас увидите, что похоже. Хотя его красавицы совсем немного другие, а палитра чуть-чуть, да потемнее. Боттичини в свое время был художником уважаемым и довольно популярным. О его жизни известно довольно мало и он даже был проигнорирован Джорджио Вазари и не вошел в его знаменитый гигантский сборник “Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев” то из-за своей вторичности, то ли из-за того, что работал он, в основном, в маленьких провинциальных городах, приезжая туда чтоб выполнить роспись стен, потолка или написать алтарные образы.

Но, вот к чему я тут веду. Вот эту прекрасную картину, портрет молодого человека с медальоном, довольно долго приписывали именно Боттичини. Щас будет много букв про эту картину.

"Купальщицы" 1911 г. Илья Иванович Машков Частная коллекция. В 2013 году «Купальщицы» Машкова были проданы на аукционе русского искусства Christie`s за 6,7 миллионов долларов. Картина создана на грани неопримитивизма, фовизма и кубизма. В отличие от коллег по сообществу «Бубновый валет», Машков не особо жаловал кубизм, отдавая свое внимание и кисть фовистическому буйству красок. Но здесь довольно очевидно разделение фигур на составные части, груди «зеленой» – конусообразные, на спине у «фиолетовой» вообще прекрасный геометрический узор. И все же главным остается цвет. В данном случае речь даже не об оттенках: женские тела просто написаны зеленым и фиолетовым. «Неадекватное» для академизма использование чистого цвета – методика не только Машкова. «Почему Вава зеленая?» – позже будут спрашивать критики и зрители, глядя на портрет второй жены Марка Шагала. В то время нередко русские авангардисты, увлеченные французскими направлениями в искусстве и французскими художниками – Сезанном, Матиссом, – писали чистыми цветами в противовес сторонникам академического течения, которые смешивали на палитре цвета, чтобы добиться нужного «оттенка телесности». Но пришедшие на смену им живописцы не желали следовать канонам, они создавали свои, следующим же шагом их разрушая. У Машкова с изображением женских тел вообще интересная история. Он это дело любил и писал обнаженных женщин практически всю жизнь. Как правило, они напрочь лишены изящности, зато написаны объемно. Художник словно специально подчеркивает их массу, телесность, плоть искрится и переливается, нередко благодаря цветовым решениям. Критика воспринимала такие эксперименты очень неоднозначно. Его обвиняли в том, что натурщицы «все в синяках и кровоподтеках; одна вишневая, как будто купалась в настойке, и на самом неудобном месте желтый туз, вырезан сердечком». Известно, что иногда Машков пресловутое «я художник, я так вижу» писал с натуры, предварительно раскрасив своих натурщиц в соответствующие цвета. Чаще он применял все же переливы цветов, а не чистый «ненормальный». Он явно склонен к натурному изображению, то есть творческое преобразование реальности для Ильи Машкова начинается не в момент прикосновения кисти к холсту, а еще на этапе взаимодействия с собственно реальностью. При этом представитель академизма Константин Маковский считал, что «среди русских «Матиссов и Ван Гогов» наиболее впечатляющее дарование все-таки — москвич Илья Машков...А если уступает Матиссу и Ван Гогу в четкости красочного рисунка и умении «гармонировать» диссонансы, которыми поражают французы, то самым «цветом» может соперничать с любым лауреатом крайнего модернизма». ИльяМашков _history

Бернардино Луини (1480/1485 — 1532) — североитальянский художник, один из самых известных леонардесков — учеников и эпигонов (эпигон — последователь какого-н. художественного, научного и т. п. направления, лишённый творческой оригинальности и механически повторяющий чьи-н. идеи) Леонардо да Винчи. Многие его произведения в прошлом приписывались кисти Леонардо.

Австрийский художник Хайнц Шольнхаммер (Heinz Scholnhammer) • В картинах художника присутствуют яркие черты романтизма – все объекты картин художника безупречны. • При этом все они исполнены не в своем привычном обличье, а так, как видит их художник – с его чувствами и эмоциями, вызванными созерцанием того или иного предмета или события. А это уже характеристика, указывающая на импрессионизм. • Критики так и не сумели определиться между двумя этими стилями, поэтому, такие работы было принято относить к стилю «романтический импрессионизм». • Но и это еще не все. Более поздние картины автора относят к направлению гиперреализма – холсты отображают вполне объективную реальность, однако не копируют в точности обстановку. Другими словами, художник добавляет некоторые штрихи, которые, как он считает, помогут наилучшим образом прочувствовать момент, изображенный на картине. мастерство

Топ-10 самых дорогих картин старых мастеров. Часть 2. 5. Питер Пауль Рубенс, «Лот и его дочери» (ок. 1613-1614) Стоимость: 58,2 млн долларов Аукцион: Christie’s, 2016 Сцена «Лот и его дочери» сэра Питера Пауля Рубенса с XIX века была включена во все основные каталоги картин художника. Но более столетия она скрывалась от публики в частных собраниях и была известна лишь по чёрно-белой фотографии. Прежде её владельцами были крупные антверпенские купцы, королевские особы и аристократы Европы, например, император Священной Римской империи Иосиф I и Джон Черчилль, первый герцог Мальборо. На аукционе в 2016 году иллюстрация к библейскому эпизоду соблазнения Лота его дочерьми стала самой дорогой работой старых мастеров за 250-летнюю историю Christie’s. Картину купил благотворительный фонд, который передал её в долгосрочную аренду Метрополитен-музею в Нью-Йорке. 4. Питер Пауль Рубенс, «Избиение младенцев» (1611-1612) Стоимость: 76,5 млн долларов Аукцион: Sotheby’s, 2002 Эта картина в конце XVII века вошла в коллекцию князя Лихтенштейна Ганса-Адама I и хранилась у его потомков до XIX века. Некоторое время её приписывали Франциску де Неве Младшему, затем Яну ван ден Хёке, одному из ассистентов Рубенса. В 2001 году было доказано, что это работа самого мастера барокко. Перед распродажей в июле 2002 года эксперты Sotheby’s оценили её в 4−6 миллионов фунтов стерлингов, однако в ходе торгов стоимость взлетела до 49,5 миллионов. Их выложил канадский бизнесмен и коллекционер Кеннет Томсон. Впоследствии он передал полотно Художественной галерее Онтарио в Торонто. 3. Сандро Боттичелли, «Портрет юноши с медальоном» (ок. 1480) Стоимость: 92,2 млн долларов Аукцион: Sotheby’s, 2021 До торгов в прессе муссировались сомнения о том, что картина принадлежит кисти самого Боттичелли. Однако они рассеялись после того, как неизвестный покупатель по телефону предложил окончательную цену. Глава отдела старых мастеров Sotheby’s Кристофер Апостол назвал все подозрения «отвлекающим манёвром». Искусствоведы были единодушны в том, что этот портрет длинноволосого юноши воплощает идеалы красоты Возрождения, а яркие краски и простота делают его «вечно современным». 2. Рембрандт ван Рейн, парные портреты Мартена Солманса и Опьен Коппит (1634) Стоимость: 195 млн долларов Аукцион: закрытая сделка, 2016 Технически этим двум шедеврам Рембрандта не место в данном списке. Все приведённые здесь работы были проданы на открытых торгах, а свадебные портреты молодого купца и его невесты куплены в частной сделке. Её заключили Рейксмузеум в Амстердаме и Лувр в Париже с бароном Ротшильдом, чей предок приобрёл картины в 1877 году. Эти изображения — единственные известные портреты Рембрандта в полный рост. Они были написаны когда самому мастеру было 28 лет. До продажи полотна в последний раз демонстрировались публике в Нидерландах в 1956 году. Теперь же оба музея-совладельца пообещали выставлять пару только вместе. 1. Леонардо да Винчи, «Спаситель Мира» (ок. 1500) Стоимость: 450,3 млн долларов Аукцион: Christie’s, 2016 Похоже, эта работа ещё многие годы будет удерживать лидерство среди самых дорогих произведений искусства в истории. Она же, судя по всему, станет одной из самых загадочных картин в мире. В 2016 году на аукционе Christie’s в Нью-Йорке её приобрёл неизвестный покупатель за невообразимую цену в 450 миллионов долларов. Позже СМИ уверенно назвали новым владельцем наследного принца Саудовской Аравии Мохаммеда бен Салмана. Однако после сенсационных торгов панель исчезла, породив множество слухов, предположений и фантастических теорий. Изображение Христа с полупрозрачным шаром в левой руке по-прежнему вызывает ожесточённые споры. Оно долгое время считалось копией, и окончательно было приписано гению Возрождения лишь после реставрации в 2006 году. Перед продажей картина выставлялась в 2011-м в Национальной галерее в Лондоне. Но даже после этого многие искусствоведы подвергают сомнению её атрибуцию. Жмите на ссылки в названиях! Первая часть вот тут. _history

Узнав об успехе Ильи Найшуллера и его фильма «Никто» в США, мы с ним срочно поговорили о проекте. И вот что узнали: «Чтобы обратить на себя внимание в Голливуде, надо туда ехать с чем-то конкретным. Это тот стандартный путь, который прошли, по сути, все, кто там чего-то достиг. Ехать туда и начинать с нуля – гораздо сложнее. Тем более что и конкуренция там жесткая». Еще Илья подтвердил, что российские актеры интересны на Западе. Например, работу Алексея Серебрякова в «Никто» отметили многие голливудские критики. А подробнее его комментарии тут. https://kinoreporter.ru/ilya-najshuller-mne-vsegda-strashno/

"Старый рынок в Руане" 1898 г. Камиль Писсарро Метрополитен-музей, Нью-Йорк. Писсарро приезжал в этот город уже три раза, прекрасно знал его и изучил, казалось, все мотивы и привлекательные места. Но ехать с мольбертом в Руан после Моне – завидная смелость и профессиональная дерзость. Камиль Писсарро понимает, что каждый, кто в Париже увидит его руанские полотна, вспомнит о знаменитой серии Моне, которая несколько лет назад с успехом распродавалась прямо с выставки в галерее Поля Дюран-Рюэля. А значит, нужно подойти к Руанскому собору совсем с другой стороны, но и не делать при этом вид, как будто собора не существует вовсе. Тогда Камиль Писсарро прячет грандиозную, древнюю, настойчиво привлекательную для приезжего художника достопримечательность за простые городские постройки. Не такие величественные и сакральные, не такие важные. Так, будто он ходит мимо этого собора всю жизнь, будто он вырос и состарился в Руане. С этой точки обзора Писсарро написал в Руане три картины. Только эта является частью музейной экспозиции, две другие – в частных коллекциях. Художник писал сыну из Руана, что нашел прекрасное место, с которого можно написать не только улицу, но и рынок. Писсарро ждет пятницы, пока на городском рынке начнется рабочий день. Это «оконный период» Писсарро, когда он почти не выходит на пленэр из-за прогрессирующей болезни глаз. В последние несколько лет жизни он просто смотрит в окно и наслаждается возможностью иногда менять эти окна и вид за ними – у Писсарро наконец-то появились деньги для путешествия. В этой цельной картине со сжатым пространством две совершенно разные по техническому исполнению области. Одна – собор, нечеткий, текущий и призрачный в толще воздуха. Классический импрессионизм, реверанс в сторону юношеских находок. Вторая область – это мир рынка, шумный и яркий, устойчивый и наполнившийся в солнечном свете тяжестью и объемом. Несколько пятен чистого цвета на козырьке и на крышах прямо по улице Эписери уводят Писсарро далеко от мерцающих стен собора. Некоторые критики видят на этом руанском рынке геометрическую гармонию, которая предвещает скорое и настойчивое изменение живописной философии, которая предвещает кубизм. Писсарро вернулся в Париж – и Поль Дюран-Рюэль тут же купил у него за полторы тысячи франков картину с видом руанского рынка. КамильПиссарро Импрессионизм _history

"Женщина с зонтиком" 1875 г. Клод Моне Национальная галерея искусства, Вашингтон. Клод Моне честно признавался, что кроме живописи и садоводства ни на что больше не годен. И пожалуй, хуже всего ему удавалась роль мужа, особенно в первый раз. Камилла Моне оказалась одной из самых несчастных и печальных женщин во всей истории живописных героинь и жен художников. 18-летняя натурщица Камилла Донсье, дочь торговца, позировала юному красавчику Моне для картины «Женщина в зеленом», одной из самых успешных и стремительно прославившихся. Картину не просто приняли в Салоне, но и удостоили нескольких лестных отзывов. Камилле приятно, Моне счастлив, они молоды, влюблены и им кажется, что все прекрасное в их жизни только начинается. Следующие несколько отчаянных лет Камилла и Клод живут в сырых, холодных комнатах, часто без света и отопления и очень часто без еды. Бывает, что Ренуар приезжает к ним в гости, чтобы писать вместе с Клодом (в том числе - и Камиллу), и привозит немного хлеба – на несколько дней хватает. Иногда среди ночи они собирают вещи и бегут из очередного сельского домика, зная, что наутро не смогут заплатить хозяину долг за несколько месяцев. Клод работает с утра до вечера, как одержимый, не получая ни одобрения в официальном Салоне, ни признания среди заказчиков. Его картины не покупают. Хотя бы за 30, за 50 франков – он готов получить любые копейки. Когда Камилле придет время рожать, Моне уедет искать вдохновения – не очень-то похоже на безумную любовь. Издалека он будет в письмах умолять Фредерика Базиля выслать голодной Камилле денег, взывая к его человеколюбию, а вернувшись ненадолго, почти с удивлением обнаружит, что ребенок его по-настоящему радует. Отец и тетка Моне, узнав о его любовнице, отказывают в содержании и требуют бросить и возлюбленную, и новорожденного сына. Клод пишет Камиллу взахлеб, постоянно – и почти на всех портретах в глазах Камиллы такая бездонная пропасть и такая непоправимая печаль, что опознавать ее среди моделей художника можно именно по этой безнадежности. Она умрет в 32 года, в 1879-м, в страшных мучениях, всю заботу о ней во время тяжелой болезни возьмет на себя другая женщина, Алиса Ошеде, которая к тому времени будет в доме Моне чувствовать себя полноправной хозяйкой. Пройдет больше 10 лет – и призрак Камиллы с зонтиком Моне случайно увидит, возвращаясь вечером после пленэра в своем саду в Живерни. На насыпи, на фоне огромного неба, стояла его падчерица Сюзанна. «Вылитая Камилла в Аржантее! Завтра придем сюда, ты мне будешь позировать!» Он ставит Сюзанну в нужную позу, запрещая шевелиться и гонясь за призраком давно ушедшей за горизонт Камиллы. Он в ярости пинает ногами один из двух этюдов (1 и 2), рвет холст, Сюзанна теряет сознание от зноя, Моне в отчаянии – у него ничего не получается. У женщины с зонтиком, повернутой влево, и у женщины с зонтиком, повернутой вправо, не видно лица. Критики в один голос заявляют, что это шедевры, по сравнению с первой картиной, написанной в Аржантее, более динамичные, идеально уравновешенные, мастерски исполненные и создающие ощущение живописной целостности. Но когда видишь все три рядом, трудно отделаться от мысли, что безликие, застывшие в правильных позах правая и левая женщины – два неподвижных призрака той легкой, внезапно повернувшейся к художнику, тревожной, еще живой, но уже готовой скрыться за холмом Камиллы. КлодМоне Импрессионизм _history

"Натюрморт с букетом" 1871 г. Пьер Огюст Ренуар Музей изящных искусств, Хьюстон. «Если бы я продавал только хорошие картины, я бы умер с голоду», - шутил Ренуар. Натюрморты он писал как раз для того, чтоб выжить. Они отлично продавались и создавались очень легко. Ренуар отдыхал, набрасывая свежесорванные цветы, как другие отдыхают, танцуя или попивая вино. Но этот натюрморт особенный. Это натюрморт-посвящение, натюрморт-признание. Эдуару Мане. Реминисценция первая: гравюра. На заднем плане ренуаровского натюрморта – гравюра к картине, о которой сейчас мало кто знает. В XIX веке ее считали произведением Веласкеса и она находилась в Лувре вместе с другими испанскими шедеврами, попавшими в музейные залы в качестве наполеоновских военных трофеев. Мане был в восторге от Испании и Веласкеса, он написал десятки полотен, вдохновленный испанскими мотивами, испанскими костюмами, композицией и мотивами испанских художников. Сейчас полотно приписывают зятю Веласкеса Хуану Батисте Мартинесу дель Масо или просто Мадридской школе. Но ту гравюру, которая оказалась внутри «Натюрморта с букетом и веером», абсолютно точно сделал Эдуар Мане. Реминисценция вторая: цветы. Если бы не было гравюры, все остальные переклички можно было бы считать слегка надуманными, но Ренуар сам узаконил дальнейшие поиски аллюзий. Букет на скандальной картине Эдуара Мане «Олимпия» слишком большой, критики не преминули упрекнуть художника в нарушении пропорций. Зато его невозможно не заметить: это смысловой центр картины, который превращает обыкновенное изображение обнаженной женской натуры в весьма недвусмысленный сюжет: за букетом где-то там, в гостиной, на пороге, за дверью, мужчина, которого вот-вот должна принять Олимпия, обнаженная Олимпия. Этот букет наверняка запомнили все: и критики, брызжущие ядовитыми упреками в неприличности, и молодые импрессионисты, которые назвали Мане своим учителем. Букет для натюрморта Ренуар собирал по своему вкусу, но обернул его точно в такую же, как у «Олимпии», плотную белую бумагу. Реминисценция третья: веер и книги. Япония стала для французов не меньшим откровением и художественным потрясением, чем Испания. Композиционные решения, цветовые находки, рисунок японских гравюр – все это буквально проросло в импрессионизм. Моне, Ван Гог, Сезанн и конечно Ренуар скупали стопки восточных пейзажей в художественных лавках, развешивали их по стенам, впитывали и учились. «Я уверен, что японские пейзажи не лучше других. Только одно: японские художники сумели найти спрятанный клад», - восхищался Ренуар уже много лет спустя. На этом японо-фанатском объяснении можно было бы остановиться, если бы не книги и если бы не заданная уже необходимость искать Мане. В каждой детали. И Мане снова находится. За два года до того, как Ренуар взялся собрать все эти знаковые вещи на одной картине, Мане пишет портрет Эмиля Золя за рабочим столом. Наверняка Ренуар его видел и схватил оттуда на память пару книг и японские мотивы. Во всяком случае так могло быть. ПьерОгюстРенуар Натюрморт Импрессионизм _history

Удивительный сюрреализм Яцека Йерка Яцек Йерка (Jacek Yerka) – это творческий псевдоним польского художника-иллюстратора Яцека Ковальского, родившегося в Польше в 1952 году. Свою первую картину, по словам художника, он написал еще до поступления в колледж. В 1995 году Яцек Йерка получил престижную премию «World Fantasy Award» как лучший художник. Стиль Яцека Йерки критики относят к реалистичному сюрреализму и стилю фэнтези. Тщательно прорисованные полотна Яцека Йерки наполнены эхом знаменитых сюрреалистов прошлого, от Иеронимуса Босха и Питера Брейгеля до Сальвадора Дали и Рене Магритта.

"Дождливый день в Париже. Собор Парижской Богоматери" 1910 г. Альбер Марке Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург. Дождливый день в Париже – идеально подходящий Альберу Марке сюжет. Его Париж серого цвета. Но серость эта – мягкая, спокойная, манящая, ни в коем случае не обреченная и безысходная. Набережная Сены, изящные арки мостов, Нотр-Дам де Пари – любимые объекты Марке. Художник снимал квартиру на пятом этаже и часто писал у окна, поэтому многие его городские пейзажи представляют вид сверху. А в данном случае – не просто сверху, а с уклоном, эдакая горка для глаз: взгляд сразу же скользит по мостовой вглубь холста. На первом плане – набережная, шагающие по мокрому тротуару парижане, угол дома. Но смысловой центр композиции – Собор Парижской Богоматери, чья громада вздымается на заднем плане. Светлая, почти прозрачная улица упирается в приземистый темный силуэт Нотр-Дам де Пари, и взгляд словно проваливается в него. Растерявшись, несколько мгновений ищет выход, затем спешно возвращается на поверхность, к переднему плану и уже более детально воспринимает всю картину. Мы видим зажатую строениями площадь перед собором, пешеходов, проезжающий вдали экипаж, подъемный кран. На углу здания на переднем плане – человек, идущий против сдувающего его ветра в направлении Малого моста. Таким образом, взгляд зрителя одновременно воспринимает всю картину и в то же время движется внутри нее, что в сочетании создает особую объемность восприятия. В городских пейзажах Марке удивительным образом соединены отстраненность и тонкий лиризм. Марке – не импрессионист. Он пишет дождливый день в Париже, а не свои от него впечатления, но чувства, которые этот день и этот город у него вызывают, мы ощущаем. После нескольких выставок, на которых были представлены его пейзажи, критики заговорили о таком явлении как «Париж Марке». Его изображения французской столицы сравнивали с работами импрессионистов и Мориса Утрилло, и говорили, что только им удавалось столь проникновенно и лирично показывать Париж. АльберМарке _history

"Аржантей" 1874 г. Эдуар Мане Музей изящных искусств, Турне. Знакомство Клода Моне и Эдуара Мане началось с очевидного недоразумения – путаницы с фамилиями. После открытия очередного Салона к Мане начали подходить знакомые и хвалить две его марины. Какие марины? Он не посылал на Салон никаких марин! Оказывается, что какой-то молодой нахал пользуется сходством фамилий, чтобы прославиться, мало того – еще и картины его имеют больший успех. Со временем обиды и претензии растворились в огромном взаимном уважении и восхищении. Летом 1874 года художники работали вместе на берегу Сены, в Аржантейе – и Мане как будто решил поиграть со своими друзьями в их импрессионизм. Но по своим правилам. Все импрессионистские находки он этим летом примерил и освоил: короткие отрывистые мазки, светлая палитра, пленэр и солнечный свет. И все равно остался самим собой. Он писал воду и пейзажи, самого Клода Моне, работающего в плавучей мастерской-лодке, но всегда отыскивал то, что интересовало его всегда: отношения мужчины и женщины и внутренние живописные законы произведения, которые не всегда совпадали с закономерностями природных цветов. Так появилась загадочная средиземноморская синева Сены на картине «Аржантей», за которую Мане исступленно поносили критики, требующие соответствия действительности, и которая стала очередной попыткой художника натренировать глаза зрителей на новый взгляд на искреннее, эмоциональное искусство. «Художник может все выразить при помощи фруктов и цветов или одних облаков», - считает Мане. И на этот раз ему хватило синевы Сены, чтобы создать то радостное настроение, в котором пребывал он в то лето и в котором находились окружавшие его влюбленные пары, медленно плывущие по реке и звонко смеющиеся. Когда на Салоне 1874 года кто-то робко пытался похвалить картину Мане, ему обязательно кричали в ответ: «Но эта синева!» «Река цвета индиго, плотная, как металл, прямая, как стена», - захлебывались в возмущении критики. Их интересовала одна только вызывающе синяя река. Этот Мане просто издевается и смеется над ними, нарочно устраивает шумиху и раздувает скандалы вокруг своего имени. «Мое честолюбие – никогда не повторять завтра то, что сделал вчера», - говорил Мане. И после этого лета он больше никогда не напишет синюю Сену, но напишет «Весну», проданную в 2014 году за 65 млн. долларов, и «Бар в «Фоли-Бержер», никогда не повторяя себя вчерашнего. ЭдуарМане Импрессионизм _history

Эдуард Мане "Железная дорога" (1873) Трудно узнать в прилично одетой даме с ребенком ту самую скандальную натурщицу, которая позировала Мане для «Олимпии» и «Завтрака на траве». Но это она, Викторина Меран. Тут она наконец-то прилично одета, да и вообще одета. В «Железной дороге» все было пристойно, но над Мане снова смеялись. Критики были недовольны бессюжетностью и нелитературностью изображенного: то ли портрет, то ли жанровая сцена, железная дорога, а поездов не видно. Говорили, что картина схематична, а перспектива бездарно искажена. Это последняя картина, для которой Викторина Меран позировала Мане. Потом ее принимали несколько раз в Салоне, а потом перестали, позже она пристрастилась к выпивке, стала жить с юной натурщицей, играла на гитаре у входа в парижские кафе, продавала свои рисунки их нетрезвым посетителям.

Фотопроект «0˚C». Брюс Бойд, фотограф-самоучка из ЮАР. Он не получал профильного образования и не учился фотографии, но на его работы благосклонно смотрят критики и поклонники. Вдохновила его на этот эксперимент работа японского художника Макото Азумы. Справедливости ради стоит отметить, что в данным момент Брюс работает не один, а в дружном тандеме с талантливой художницей Тариен Смит. На начальном этапе собираются композиции, сформированные из живых цветов. Дальше букеты подвергаются заморозке в воде. Таким образом лед выступает в качестве основы и канвы, подчеркивая красоту растений. Готовые ледяные блоки помещают в водную среду: природные водоемы, бассейны и просто лужи. Фотосъемка проводится исключительно на рассвете, поскольку именно в это время суток можно поймать солнечное освещение, многократно подчеркивающее красоту и хрупкость композиций.

"Интерьер, мать и сестра художника" 1893 г. Жан Эдуар Вюйар Нью-Йоркский музей современного искусства (МоМА). «Интерьер, мать и сестра» - одна из самых дерзких работ Вюйара. В репродукции на первый взгляд очень легко спутать ее с цветной литографией: лица-маски и руки в один тон, четкий, почти декоративный, узор на обоях, сплошное черное пятно платья. Вюйар, увлеченный японским искусством и подготовивший к печати немало собственных гравюр, переносит в живописную работу визуальные эффекты, присущие цветной печати. При этом сохраняет фактуру масляного мазка в других частях картины, не давая нам шанса ошибиться со второго взгляда на работу. Это тонкая живопись. Но дерзость Вюйара даже не в техническом изяществе – эта небольшая работа настолько интимная, открывающая личные связи, мысли и отношения, что способна вызвать ощущение неловкости и беспокойства. Как будто вы случайно услышали ссору или исповедь, не предназначенную для ваших ушей. Женщины на этом странном двойном портрете – мать художника мадам Вюйар и его сестра Мари. Они находятся в пространстве, готовом довести кого угодно до приступа клаустрофобии. Если Мари разогнется, ей придется удариться о картинную раму. Этот эффект сдавленности, даже угрожающей подвижности пространства довершают падающие вперед комод и стол, подскочивший кверху пол. Наверняка, в пределы полотна попала только нижняя часть комнаты, но фигура Мари ясно дает понять, что все! Потолок тоже где-то неподалеку, он падает и висит просто над головой. Мари в этом пространстве неуютно, узор на обоях сливается с узором на ее платье – и стены поглощают ее фигуру, она теряется здесь, становится лишь частью интерьера. Это мир, в котором доминирует мать – именно она чувствует себя спокойно и уверенно. Это ее мир. Мадам Вюйар была на 27 лет младше мужа, отставного военного – и скоро осталась вдовой без средств к существованию и с двумя детьми, которых еще предстояло выучить и вырастить. И тогда она открыла швейную мастерскую, в которой работала сама и нанимала помощниц. В этом доме на ней держалось все. Мать за работой, ее заказчиц, выкройки, ножницы, узоры на тканях Вюйар будет писать постоянно. Он проживет с матерью до самой ее смерти (Вюйару будет 60 лет, когда матери не станет) – и эти швейные декорации будут интерьером его собственной взрослой жизни. Современные арт-критики находят такие небольшие личные работы Вюйара не только обнажающее, исповедально откровенными, но и социально острыми. Резкие перемены в обществе того времени способствуют поискам таких смыслов. Ну или хотя бы делают их оправданными. Это эпоха, когда женщины начинают работать и выбираться из кухонь, когда гендерные и социальные модели стремительно меняются. В другой работе Вюйара «Интерьер с рабочим столом» Мари, стоящая спиной, как будто вышла из стены мастерской – узор ее платья повторяется в нескольких элементах окружающего пространства. Она – лишь то, чем она занимается в этих стенах: монотонная, тихая, повторяющаяся работа, бесконечные узоры, от которых кружится голова. ЭдуарВюйар Постимпрессионизм _history

"Игроки в карты" 1893 г. Поль Сезанн Семейное собрание Эмира Катара. Пока в 2015 году картина Поля Гогена «Когда свадьба?» не была продана за 300 миллионов долларов, эти «Игроки в карты» Сезанна оставались самой дорогой картиной в мире, когда-либо выставленной на продажу за последние полтора века. Картину купил в 2011 году эмир Катара для своей частной коллекции (за 250 млн). В отличие от многих своих друзей-художников, сомневающихся в ценности собственных работ, Сезанн периодически отчетливо чувствовал, а иногда и заявлял вслух, что он гений и что его картины начнут понимать сильно нескоро после его смерти. Даже друзья, будущие художники-импрессионисты, устраивавшие свои революционные выставки, побаивались дикой живописи Сезанна. Критики и без Сезанна их всех без разбору презирали, а с Сезанном затеваемые ими мероприятия выглядели заведомо и чрезмерно вызывающими. Искусствоведы находят в этой серии, состоящей из 5-ти картин, много не подтвержденных философских и символических смыслов. Были попытки рассмотреть здесь аллегорию живописной битвы, из которой сам Сезанн выходит победителем, были вариации на тему карт судьбы и того выбора, который человек делает сам из предоставленных ему на выбор возможностей. Любители психологических подтекстов видели в сюжете противостояние Поля и его отца, продолжавшееся до самой смерти старика, а кубисты, объявившие Сезанна своим предшественником, утверждали, что в этих фигурах не больше душевности, чем в натюрморте, что вся живопись – это не более чем «цилиндр, шар и конус». Но вряд ли Сезанн так прост – интересуйся он исключительно формами, он бы не выходил из мастерской и просто заказывал по килограмму яблок на неделю. На самом деле художник мог иметь в виду все эти смыслы или ни одного – гораздо важнее потенциальный вызов зрителю: подключаться к созданию смыслов, сотворить и напрягаться, чтобы понять. С большей уверенностью можно предположить, что особенно привлекло Сезанна в игральном процессе: напряженное противостояние и душевная работа при полной неподвижности. Именно за это Поль любил горы и яблоки – за неподвижность. Именно о таких натурщиках он мечтал, выходя из себя, когда уставшая жена на 20 сеансе позирования вдруг шевелилась и все портила. Он мечтал, чтобы люди были как яблоки. И окончательно уехав из громкого, суетливого Парижа в поместье отца Жа де Буффан, он нашел свои яблоки. Местные крестьяне, садовник, служанки, они умели быть по-настоящему неподвижными и сосредоточенными, они жили размеренно и вдумчиво, в одном ритме с природой, с солнцем. Работая над серией больше пяти лет, Сезанн начинал с огромного двухметрового полотна и многофигурной композиции, на второй картине сократил количество фигур до четырех, и на остальных оставил только самое главное – двух соперников, бутылку, на которую они скорее всего и играют, стол и карты. Ничего лишнего и отвлекающего, ничего преходящего и сиюминутного. Только вечное. ПольСезанн Постимпрессионизм _history

"Ханс Титце и Эрика Титце-Конрат" 1909 г. Оскар Кокошка Нью-Йоркский музей современного искусства (МоМА). Кокошка был ясновидцем. Так во всяком случае говорили многие его заказчики и друзья. И речь здесь не только о необъяснимом проникновении в душу человека – художник угадывал даже некоторые факты прошлого и будущего своей модели. Одного из своих героев он, к примеру, без причин и объяснений написал заключенным, не подозревая, что тот и правда сидел в тюрьме. Другой своей модели, убежденной городской жительнице, художник предсказал скорое переселение в деревню, изобразив на фоне соответствующего пейзажа. Поэтому не верить Кокошке нет никаких оснований: он знает все об этих двух людях – Хансе и Эрике Титце. Кажется, что герои этой картины погружены внутрь электрического поля, что сейчас их пальцы соприкоснутся и произойдет мощнейший разряд или короткое замыкание. А на самом деле это свадебный портрет одной семейной пары, который был написан для водружения над каминной полкой. Ханс и Эрика Титце были, конечно, не простыми любителями прекрасного, а продвинутыми искусствоведами, которые страстно поддерживали художников-авангардистов и даже создали Венское общество развития современного искусства. Поэтому свой парный портрет они заказали самому скандальному в Австрии молодому художнику – 23-летнему Оскару Кокошке. Нужно помнить, что примерно в это же время венские критики в ярости и священной брезгливости предупреждали: на выставку Кокошки можно идти только если вы уже пережили сифилис. А тут каминная полка в семейном гнездышке молодоженов! Это, пожалуй, самые симметричные и гармоничные лица во всем портретном творчестве художника. Строгие и правильные. В чертах и мимике – ни искажающих переживаний, ни страстей. Но настоящий ключ внутрь персонажей – это руки. Кокошку гипнотизируют руки, они – символ телесности и вещественной, реальной сути, которая важнее слов и масок-лиц. На всех его портретах (и автопортретах) руки говорят о герое больше, чем глаза, улыбка и поза. Чтоб никто не сомневался, где искать правду, Кокошка увеличивает руки героев, делая их несоразмерно большими, он заостряет суставы и переплетает пальцы, добавляет интенсивности цвету и линиям на руках. И если читать по рукам, то совершенно очевидно, кто из двух изображенных героев отрешен и погружен в свои мысли, а кто – волнуется и пытается прорваться в мир другого. О Хансе и Эрике Титце художник говорил: они замкнутые люди, и это создает напряжение вокруг них. Оскар Кокошка, который не считал кисти единственным инструментом художника, уверенно пускал в ход пальцы, ногти, иглы и вполне представлял себе в этой роли даже молоток, все же ни на одной из своих картин не оставил столько нервных царапин, сколько на этой. Здесь все трещит и искрится. Будет буря. ОскарКокошка Портрет Модерн _history

Lego. Концентрационный лагерь В 1996 году польский художник Збигнев Либера создал из деталей конструктора Lego модель нацистского концлагеря. Все детали взяты из готовых наборов. Роль заключенных играют скелеты (из набора «Пираты»), а лагерная охрана — это слегка измененные фигурки из набора «Полицейский участок». Художник комментирует: «Мысль, подтолкнувшая меня к созданию этой работы, касалась именно рациональности, которая лежит в основе конструктора Lego и которая казалась мне ужасной: из этих кубиков нельзя построить ничего, чего не позволяет точная рациональная система». На художника обрушился шквал критики — Либеру обвинили в издевательстве и насмешке над трагедией Холокоста. С тех пор работа побывала на выставках по всему миру, а Музей современного искусства в Варшаве считает этот проект «одним из наиболее значительных произведений современного польского искусства». Искусство или нет?

"Место для купания" 1885 г. Томас Икинс Музей американского искусства Амона Картера, Форт-Уэрт. За почти полтора века своего существования картина «Место для купания» стала, пожалуй, самой обсуждаемой (а некогда – и самой осуждаемой) работой Томаса Икинса. Ее неоднократно называли «ярким образцом гомоэротизма в американском искусстве». Если же принимать в расчет убеждения художника о работе с обнаженными моделями, подобный выбор сюжета не кажется ни удивительным, ни вызывающим. Эту картину можно назвать венцом художественной карьеры Икинса, вложившего в работу все свое мастерство в изображении человеческого тела и воплотившего в ней свои взгляды относительно «приличной и неприличной» наготы. Написанию картины предшествовала кропотливая подготовительная работа. Икинс, который, как известно, изобразил на полотне компанию своих студентов, сделал множество фотографий купающихся молодых людей, набросков маслом и восковых форм. На данный момент обнаружены лишь пять снимков из всех, сделанных художником, но, учитывая его основательный подход к работе и любовь к фотографии, можно предположить, что изначально их было намного больше. На этих снимках студенты Икинса запечатлены в более естественных позах, чем на картине, но в готовом полотне художник пожертвовал этой реалистичностью ради идеальной пирамидальной композиции. Часть критиков считают эту особенность недочетом полотна, как и неестественность освещения: некоторые детали картины излишне затемнены, в то время как тела купальщиков слишком сильно освещены, чтобы сосредоточить на них взгляд зрителя. В конце XIX века в США мужчины, купающиеся нагишом, не были редкостью, даже в общественных местах. Однако в американской живописи до Икинса подобных сюжетов не было. Купающимися было принято изображать женщин, чтобы подчеркнуть связь женственности с природой. Икинс же в очередной раз пошел против пуританских правил морали, запечатлев момент из собственной повседневности, которую считали недостойной внимания высокого искусства, - момент дружеского единения мужского братства. Картину «Место для купания» заказал Икинсу филадельфийский бизнесмен Эдвард Хорнор Коутс для Пенсильванской академии изящных искусств. Однако, когда художник представил ему готовую работу, заказчик по неизвестной причине от нее отказался, очень витиевато, но все же дав понять, что полотну не место в коллекции Академии. Возможно, причиной тому стало то, что изображенные на картине мужчины были студентами Икинса (а руководство учебного заведения считало неприличными такие неформальные отношения между преподавателем и его подопечными), к тому же художник по традиции поместил на холст и самого себя – в правом нижнем углу. Как бы там ни было, при жизни художника полотно выставлялось только дважды, и оба раза критики обошли его своим вниманием. Однако спустя год после смерти Икинса именно «Место для купания» стало главной причиной роста интереса общественности к его творчеству и, в конце концов, признания его одним из величайших американских художников XIХ века. ТомасИкинс Реализм _history

"Портрет Иды Рубинштейн" 1910 г. Валентин Александрович Серов Государственный Русский музей. В 1910 году Лев Бакст познакомил Серова с танцовщицей Идой Рубинштейн. Бакст был преданным вассалом – он оформлял выступления Иды еще во времена безвестности, в начале ее артистической карьеры. Сейчас, когда балеты «Клеопатра» и «Шахерезада» сделали Иду Рубинштейн суперзвездой, оба нежились в лучах славы. По свидетельствам очевидцев, Рубинштейн была существом необыкновенным. Высокая, угловатая, обладавшая отнюдь не канонической красотой, она была настолько уверена в своей привлекательности, что заражала этой уверенностью всех вокруг. Не будучи профессиональной танцовщицей, в условиях конкуренции с такой грозной соперницей, как Анна Павлова, всего за пару сезонов, она поставила Париж на колени. В 1910 году она была здесь повсюду: на афишах, открытках, газетных страницах, коробках с конфетами. Серийные театралы, журналисты, феминистки, художники, бакалейщики и уличные чистильщики обуви были без ума от Иды Рубинштейн – Серов рукоплескал вместе со всеми. Согласно одной из версий, писать Иду Рубинштейн поручил художнику Дягилев, рассчитывавший повторить прошлогодний успех (когда Серов сделал для Русских сезонов в Париже плакат с Анной Павловой). Однако, самый дотошный биограф Серова – Игорь Грабарь – утверждал, что «Серов был до такой степени увлечен ею, что решил во что бы то ни стало писать ее портрет». Художник хотел, чтобы Ида Рубинштейн позировала обнаженной. Озвучить лично свою просьбу скромный Валентин Александрович не решился, это сделал за него Лев Бакст. Уговаривать Иду ему не пришлось. Решив писать портрет в бывшем домовом монастыре, служившем мастерской-студией многим парижским художникам, Серов не напрасно опасался ажиотажа. Все, что делала Ида Рубинштейн – на сцене и вне ее, – было пропитано эротизмом. Критики писали о ее «сладострастно окаменелой грации», о «гибельной чувственности». Писать ее обнаженной, да еще и в относительно публичном месте было весьма провокационной затеей – как если бы, скажем, Дэмьен Херст взялся рисовать обнаженную Шерон Стоун где-нибудь в Сентрал-Парке сразу после премьеры «Основного инстинкта». Серов просил коллег держать язык за зубами и ничем не выдавать во время сеансов своего присутствия (разумеется, прибытие актрисы в церковь сопровождалось толпами зевак). Сам он во время работы облачался в специально купленную грубую холщовую блузу – чтобы «усмирить плоть» и символически подчеркнуть свою роль в происходящем. Над портретом Иды Рубинштейн Валентин Серов работал в совершенно несвойственной ему манере. Обычно не терпевший позирования, он усадил свою модель в подчеркнуто вычурной позе. Писал непривычно быстро: единственная пауза возникла в связи с тем, что Ида улетела на сафари, где, по ее словам, собственноручно убила льва. Мастерица мистификаций и гений автопиара, она обожала скармливать журналистам невероятные подробности своей удивительной, наполненной приключениями жизни. Вполне возможно, единственным Львом, убитым ее чарами, был Бакст. Впрочем, к делу это не относится и уж тем более не отменяет ощущения, что у мольберта стоял другой художник. Неестественная мертвенная палитра вместо привычной живости красок. Обезжиренная геометрия лопаток вместо традиционного портретного сходства. Во всех отношениях голая форма вместо обычной содержательности – это был категорически не тот Серов, к которому привыкла публика. Позднее искусствоведы многое объяснят, разглядев в неестественной позе акцент на артистической профессии Иды Рубинштейн, в мертвенных красках – намек на ее роковой образ, в перспективе, уткнувшейся в глухую стену, - связь с древнеегипетскими рельефами и мысль о том, что талант обречен существовать вне пространства и времени. «Ни цветом, ни композицией, ни перспективой - ничем не выявляется пространство, в котором размещена фигура. Кажется, что она распластана, прижата к холсту, и при всей остроте и экстравагантности модели это создает впечатление ее слабости и беззащитности», - писал Дмитрий Сарабьянов. ВалентинСеров Портрет _history

"Мост в Нарни" 1826 г. Камиль Коро Лувр, Париж. Храняшийся в Лувре «Мост в Нарни» – первый по времени пейзажный шедевр Камиля Коро и первая его картина, представленная в Салоне. С неё начинаются два важных сюжета. Первый – вполне мучительное противостояние художника и французского Салона. Второй и более глобальный – досрочное и непредвиденное, как всякий фальстарт, зарождение идей и техник импрессионизма задолго до его «официального» возникновения. Нарни, или Нарния, – так называется древний городок в центрально-итальянской Умбрии. Коро попал туда во время трёхлетнего (1825-1828) творческого путешествия по Италии. На родине, во Франции, ему преподавали искусство пейзажа художники Мишалон и Бертен, но это был пейзаж академический (или, как его еще называли – исторический) с его традиционными условностями и статичной монументальностью. А Коро искал чего-то совсем иного – более живого, более непосредственного. Его интуиция подталкивала к пейзажу менее умозрительному и более близкому к реальности. В Италии Коро писал продуктивно и много, он чувствовал себя освободившимся. Одним из результатов этого вдохновенного труда стал замечательный «Мост в Нарни». По сути, традиционная тема: живописные руины, вписанные в ландшафт. Но Коро наполняет её новым, живым и праздничным, содержанием. С поразительной точностью ему удаётся схватить и передать момент раннего солнечного утра. Короткий и лучезарный миг, который вот-вот исчезнет: солнце поднимется выше, свет станет ярче, тени обозначатся резче и пейзаж переменится, станет совсем другим. А ощущение радости – уйдёт. И потому для Коро так важно запечатлеть испытанное настроение (его потом станут называть создателем «пейзажа настроения»). Коро не особо интересны отдельные детали пейзажа – важнее передать прозрачность воздуха, рассеянный утренний свет, контраст желтого песчаного дна и темно-зелёного холма, оттенки цветных отражений в мутноватой воде. Конечно, критики и публика Салона приняли первую работу Коро довольно прохладно. И вторую. И много последующих. А для Коро, по складу своего характера чуждого всякой революционности (он ведь целых 7 лет не решался бросить торговлю, чтобы заняться живописью, – отец не разрешал), официальное признание Салона было так важно! И так недостижимо. Однажды он все-таки получил второй приз и нравоучение: «В следующий раз, мсье, привозите полотна поменьше». В другой раз о его деревьях станут говорить, что они написаны губкой, которую Коро обмакивал в грязь. И вечно картины Коро будут развешивать в самых темных уголках – там, где его валёры (тончайшие переливы цвета) и вовсе не разглядеть. В 1865-м, когда Коро уже будет под 70, его картины войдут в моду и получат признание, но золотая медаль Салона всё равно уйдёт академисту Александру Кабанелю, изобразившему президента Наполеона III. Того самого Наполеона III, который съязвил по поводу утренних пейзажей Коро: «Чтобы понять этого художника, нужно слишком рано вставать». Только постфактум критика поймёт, что «Мост в Нарни» – это точка отсчёта для пейзажного искусства новейшего времени и настоящий шедевр. Один из критиков справедливо напишет о прорыве, который, сам того не осознавая, совершил своей картиной Коро: «Самостоятельно, не имея никакой программы, чисто интуитивно Коро перенёсся через пятьдесят лет живописи, перейдя от классицизма к имрпессионизму». А британский историк искусства и писатель Кеннет Кларк пошутит по поводу «Моста в Нарни», что в этой картине Коро сделался «свободен, как самый энергичный Констебл». КамильКоро Пейзаж Романтизм _history

"Березовая роща" 1879 г. Архип Иванович Куинджи Государственная Третьяковская галерея. В 1880 году Архип Куинджи официально вышел из состава Общества передвижников. Разрыв этот сказался на нем самым благотворным образом – именно в начале 80-х художник написал картины, сделавшие его по-настоящему знаменитым. Освободившись от гнета какой-либо идеологии, он вернулся к тому, с чего начинал: ярким радостным краскам, солнечному свету, восторженному преклонению перед красотой природы - всему, что считалось у передвижников едва ли не дурным тоном. Он по-прежнему оставался ярым приверженцем реализма. Но реализм этот был уже иного толка. Публицист Алексей Суворин писал: «Пусть ультрареальные критики утверждают, что художник обязан писать то, что у всех и всегда перед глазами, что каждого влечет во мрак, туман, в грусть, в слякоть, в болото. Это - петербургский, деланный реализм, выросший в кабинете, среди политических передряг, недоразумений, вражды, ненависти... Но действительно художественная натура, но богато одаренный талант пойдет своим путем... Так поступил Куинджи». В 1881-м Архип Куинджи представил публике написанную двумя годами ранее «Березовую рощу». Это снова была моновыставка, Куинджи вновь использовал искусственное освещение – он явно рассчитывал повторить невероятный успех своей «Лунной ночи на Днепре». Полноценной сенсации на этот раз не вышло: «грамотный Петербург» не толкался в километровых очередях, поэты не посвящали «Роще» пронзительных строк, а музыканты не пытались переложить ее на нотный стан. По мнению некоторых биографов, именно поэтому разочарованный Куинджи вскоре после «Рощи» исчез и не выставлял своих новых работ почти 20 лет. Впрочем, в профессиональных кругах полотно произвело настоящий фурор. Резкая, почти «стереоскопическая» контрастность и невесомая пляска солнца на полыхающих стволах, филигранная работа со светом и тенью и разлитая в воздухе почти былинная поэзия – Куинджи-реалист встречался здесь с Куинджи-импрессионистом. И явно проигрывал бой. «У нас, правда, не образовалась школа импрессионизма, теоретические воззрения этой школы не только не возникли сами собой, но даже не забрели случайно из Франции, – писал арт-критик Владимр Чуйко. – А между тем у нас-то именно и явился художник, который сразу, инстинктивно и почти в совершенстве осуществил все мечтания импрессионистов». «Березовая роща» стала очередной жанровой вехой и спровоцировала лавину подражаний – в том числе, в среде признанных состоявшихся мастеров. К примеру, еще один видный «солнцепоклонник» - Владимир Орловский – жаловался Репину, что испытывает нешуточные душевные муки, пытаясь раскрыть «тайну куинджевских красок». Разговоры о «Березовой роще» еще долго не смолкали после того, как Куинджи «сошел со сцены». А определеннее других высказался Иван Иванович Шишкин, который со свойственным ему красноречием резюмировал: «Это - не картина, а с нее картину можно писать». АрхипКуинджи Пейзаж _history

Свобода, ведущая народ 1830 Эжен Делакруа Лувр, Париж В центре картины изображена женщина, известная как Марианна — символ Французской республики и олицетворение национального девиза «Свобода, Равенство, Братство». В этом образе Делакруа удалось совместить величие античной богини и отвагу простой женщины из народа. На голове её фригийский колпак (символ свободы во времена первой французской революции), в правой руке — флаг республиканской Франции, в левой — ружьё. Босая и с обнажённой грудью, символизирующей самоотверженность французов, способных с «голой грудью» идти на врага, она шагает по груде трупов, словно выходя из холста прямо на зрителя. За Свободой идут представители различных социальных классов — рабочий, буржуа, подросток — символизирующие единство французского народа во время июльской революции. Некоторые искусствоведы и критики предполагают, что в образе мужчины в цилиндре слева от главной героини художник изобразил себя.

"Пламя" 1943 г. Рене Магритт Музей Магритта, Брюссель. «Пламя» – картина, написанная Магриттом в 1943 году во время немецкой оккупации Бельгии. В отличие от многих коллег-сюрреалистов, отправившихся пережидать смутные времена за океан (как Дали с Галой – в Америку), он предпочел остаться на родине. В военные годы художник несколько отошел от своего фирменного стиля: он считал, что его искусство должно приободрять людей в трудные времена и внушать если не радость, то хотя бы оптимизм. Он сознательно обратился к более яркой палитре и даже вдохновлялся импрессионистскими наработками. Несмотря на благие намерения, от этих его работ нередко сквозило скорее тревогой, нежели беззаботностью и негой. Магритт называл работы этого периода «солнечным сюрреализмом», однако критики были не в восторге от такого поворота в его творчестве. «Пламя» - показательный пример в этом отношении: на картине есть и узнаваемые магриттовские деревья в форме листьев, и нехарактерный для него вырвиглазный фон, больше напоминающий о наследии Ренуара. Хотя на этой работе бодрые импрессионистские мазки вовсе не выглядят жизнеутверждающими – напротив, создается впечатление, что этот сюрреалистический лес полыхает в огне. Название картины подсказывает, что эффект неслучаен: видимо, несмотря на все усилия художника противостоять мрачным настроениям военного времени, реальность все же вносила коррективы и в его мировосприятие и творческие порывы. Даже листья-деревца, обычно такие хрупкие и ажурные на картинах Магритта, выглядят кусками плоти, испещренными вспухшими от крови венами. Впервые художник пришел к такой форме дерева в 1935 году и с тех пор неоднократно использовал ее в разных цветовых вариациях, а иногда и вовсе оставив лишь ажурный каркас, как на картине «Потерянный жокей». Магритт не сразу пришел к этой лаконичной форме. Он делился деталями своего поиска в письме Андре Бретону от июля 1934 года: «В данный момент я пытаюсь обнаружить, что именно в дереве принадлежит ему, но будет противоречить нашему представлению о дереве». Там же он писал о своем решении проблемы: «Дерево превратилось в большой лист, стебель которого стал стволом, посаженным прямо в землю». Жак Мёрис в книге «Рене Магритт» так отзывался об обращении художника с природными объектами: «Природа, как ее видел Магритт, была элементом с теми же характеристиками, как и те, которыми он наделял каждый предмет, каждую вещь. В его творчестве не было ни «натуралистских» тенденций, ни экологического порыва, ни даже поэтического преобразования природы. Тем не менее деревья и листья, поодиночке или группами, одетые или голые, иногда порченные насекомыми, могут быть рассмотрены как «индивидуумы», наделенные разнообразными чувствами, одаренные чарами в разных смыслах этого слова». РенеМагритт Пейзаж Сюрреализм _history

Мадонна с пулемётом 1932 Карлис Падегс Художественный музей Латвии, Рига Одно из самых значимых и известных произведений художника. Картина в стиле модернизма по мнению искусствоведов — это предчувствие Падегсом Второй мировой войны. Критики считали, что этот сюжет должен был показать деградацию и нравственное падение героини. Падегс всегда давал название своим картинам обдуманно, исключением не стала и эта картина. По утверждению Художественного музея, любая интерпретация названия картины будет субъективной. В центре картины изображена молодая женщина с невинным лицом — Мадонна, держащая в руках 25-килограммовый пулемёт Максима — символ Первой мировой войны. Пулемётная лента запачкана кровью.

"Сон" 1910 г. Кузьма Сергеевич Петров-Водкин Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. «Сон» Кузьмы Петрова-Водкина поднял в Петербурге волну отчаянных споров, которые не утихали несколько лет. Илья Репин был оскорблен картиной настолько, что написал письмо в редакцию газеты «Биржевые ведомости», поместил юного выскочку в позорную компанию с Гогеном и Матиссом и обвинил в рабском подражании западным влияниям. Псевдонимы, анонимы, насмешники один за другим публиковали статьи и сыпали остротами: «…кирпичный юноша спит, а перед ним стоят две женщины - одна лилового цвета, другая тоже кирпичного. Бедный, когда он проснется!» Александр Бенуа не считал картину лучшей, но ценил в ней цветовой аккорд. Споры постепенно перемещались с фигуры молодого художника и его скандальной картины на разговоры об искусстве вообще и об искусстве в России. А Петров-Водкин понимал, что каждая новая работа, которую он теперь решится представить публике, будет пристально высматриваться из обоих враждующих лагерей. Можно не сомневаться, дозорные глаз не сводят и оповестят о любом признаке художественного неспокойствия. И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе. Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн. Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения. Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет. ПетровВодкин Модерн _history https://t.me/pic_history2/224

Когда я в прошлом посте написала, что невероятная популярность Жюля Бастьен-Лепажа в России объясняется исключительно тем, что все под подушкой с фонариком читали дневники его ученицы Башкирцевой, я, конечно, слукавила, потому что его нежная дружба с Марией - это только одна из причин. Вот смотрите, когда мы говорим про французское искусство последней трети девятнадцатого века, то на ум, конечно же, сами собой приходят импрессионисты. Но понятно, что импрессионистами дело не ограничивается - их же в начале пути не сильно покупали, в салоны не брали и не совсем понимали и им даже пришлось вон свои Салоны отверженных устраивать. А покупали-понимали и в Парижском салоне в то время показывали других художников - академистов, реалистов и натуралистов так называемых. Вот наш Бастьен-Лепаж был учеником “первого живописца империи” Александра Кабанеля, и, кстати, этот статус Кабанель получил в год, когда произошла самая важная выставка Салона отверженных - в 1863. Кабанель с импрессионистами был не в ладах, ну и понять можно - их стиль работы различался разительно - не ясно было гладко пишущему мраморных красавиц академисту что за мазню устраивают эти недоучки. Жюль Бастьен-Лепаж же писал не как учитель - он чутко воспринял веяния барбизонской школы, поглядывал все-таки за тем, чего там придумала нового тусовка импрессионистов и еще обратился к совсем другим сюжетам - не писал античных матрон и пугливых нимф, а искал сюжеты по большей части в деревенской жизни. Даже берясь за типа античные сюжеты, Бастьен-Лепаж их старается осмыслить через более-менее современное ему пониание реализма - вы там ниже в подборке увидите его изображение Диогена например. Родился Жюль Бастьен-Лепаж в 1848 году в деревеньке Данвилье недалеко от Вердена в небогатой семье крестьян и помещиков. Во время учебы в средней школе начал проявлять художественные способности и решил ехать поступать в Парижскую школу изящных искусств, не поступил в нее с первой попытки, год пробыл кем-то вроде вольного слушателя, подтягивая рисование и после наконец попал в мастерскую Кабанеля. Чтоб оплачивать учебу, художник участвовал во всех возможных конкурсах, подавал заявки на любой грант и стипендию и, судя по всему, успешно. В 1870 году началась франко-прусская война и Бастьен-Лепаж был призван на фронт, получил ранение в том же году вернулся в родную Лотарингию. Он продолжит писать, на него станут обращать внимание критики, потом будет попытка получить очередную стипендию чтоб уехать в Рим, к истокам - хотя, по свидетельству друзей Бастьен-Лепажа Рим на самом деле не сильно привлекал, просто если бесплатно, то почему бы и нет. Впрочем, его картина “Благовещение пастухам”, написанная для Римского конкурса вязала только второе место в конкурсе на стипендию, поэтому художник отправился сначала в Англию, потом в Алжир, а после вернулся в Париж. Ну и там текла его жизнь вполне покупаемого, выставляемого и уважаемого художника. Тем временем в России начал собираться клуб его фанатов. Ну то есть правда - Бастьен-Лепаж не был и вполовину так популярен и обсуждаем у себя на родине, как в России. К нему выстроилась очередь из художников, желавших стать его учениками, но, кстати, не только из России - он повлиял и на англичан и их движение “Глазго Бойз”, пришедшее на смену Прерафаэлитам, и на датчан и на вообще на многих художников, которые не были готовы резко перепрыгнуть в новые художественные течения. Ведь реализм тоже не стоял на месте, а Бастьен-Лепаж старался в своей живописи показать все лучшее сразу и был ну такой нежный и поэтичный! Всем художникам, пребывающим в его мастерскую, Бастьен-Лепаж говорил, что поучиться в Париже, конечно, обязательно надо, но оставаться не стоит, потому что только на родине художник может раскрыться во всю мощь. Товарищ Бастьен-Лепаж желает видеть вас в родном кишлаке, короче.

Потом художники подросли, каждый отправился своей дорогой - некоторые ударились в эксперименты и отошли от реализма совсем. Смотрите - это торжественное шествие друидов, обряд несения священной омелы красивыми нарядными кельтскими священниками. Отдает, конечно, прерафаэлитами. У главного друида есть золотой серп, а одежды украшены сложными узорами и вся процессия такая сказочная, чудесная и загадочная, клубиться и дрожит магией. Это совместная работа двух художников из Глазго Бойз - Джорджа Генри и Эдварда Аткинсона Хорнела, выполненная в 1890 году. И, кстати, картина была для зрителей совершенно шокирующей. Австрийский художник Густав Климт потом, лет через десять, будет и такие плоские композиции использовать и золотить свои работы беспощадно, но Друиды были раньше. Зрители и критики по всему миру, куда картина добралась, считали ее ужасающе радикальной и неожиданной. А еще художники сильно готовились, когда писали это полотно - например, они пытались выяснить сильно ли изменились цветы омелы и строения черепов быков за последние полторы тысячи лет (христианство пришло в Англию в первом веке нашей эры и долго-долго почти равноправно соседствовало с язычеством, века до шестого примерно). В общем, на этом довольно большом и очень ярком полотне - попытка передать мистический опыт средствами современной художникам живописи. Тут уж не до реализма.

Сонет 1907 Ламберт Нац. галерея Австралии, Канберра Тут художник создал волшебную аллегорию, в которой мужчина читает сонет своей спутнице, созерцательно смотрящей на зрителя. Они как будто не замечают, что между ними сидит обнажённая молодая женщина, существующая словно бы в параллельной реальности — в метафизическом мире, созданном поэтом в строках сонета. Ламберт опирался на известные произведения других художников: на «Пасторальный концерт» Джорджоне и «Завтрак на траве» Эдуарда Мане. С другой стороны, это может быть аллегорическое изображение двух сторон женщины — священной и приземлённой — с одетой женщиной, играющей роль священной любви. Её поза и пышный рукав имеют сходство с фигурой священной любви в шедевре Тициана «Любовь небесная и Любовь земная» Тициан. Некоторые критики возражали против сопоставления обнажённой натуры с фигурами в современной одежде на фоне пейзажа. Они считали, что обнажённая натура изображена слишком реалистично, чтобы быть аллегорической.

В 2009 году останки Дианы де Пуатье извлекли из общей могилы, благодаря современным технологиям учёным удалось их идентифицировать с большой точностью. Учёные изучили волосы и кости Дианы де Пуатье. Выяснилось, что содержание золота в них превышено в 250 (!) раз. Учёные предполагают, что при жизни Диана регулярно употребляла некий напиток, в котором содержались частички золота. Именно употреблением чудодейственного напитка учёные пытаются объяснить неувядающую красоту Дианы де Пуатье. Возможно, его готовили специально для Дианы алхимики, которые считали золото благородным металлом – источником молодости и красоты. По сохранившимся свидетельствам современников у Дианы всегда было очень светлое лицо, а за несколько месяцев до смерти оно буквально побелело. это могло произойти вследствие отравления организма женщины золотом. Такова версия учёных начала XXI века. Ранее красоту Дианы де Пуатье приписывали здоровому образу жизни и правильному распорядку дня.

"Бал в Мулен де ла Галетт" 1876 г. Пьер Огюст Ренуар Музей д’Орсе, Париж. Однажды в начале лета Ренуар сделал набросок бала в кабачке «Мулен де ла Галетт» на Монмартре. Этот замысел не давал ему покоя: устроить большой пленэр не в лесу, среди неподвижных деревьев и не у реки, а в самой гуще многолюдного праздника. Для этого художник поселился на Монмартре на целое лето, быстро стал местной знаменитостью, хотя место оказалось не самым спокойным и благонадежным. Дети здесь часто рождались без брака, и пока матери работали, а бабушки занимались хозяйством, малыши были предоставлены сами себе, ходили неумытые и голодные. Ренуар ежедневно раздавал им печенье, молоко и носовые платки и искренне переживал за брошенных младенцев: а вдруг начнется пожар или кошка влезет в колыбель? Он не задумывался над нравственностью девушек-соседок, а по привычке любовался их красотой, блестящими глазами и юной кожей, собранными в небрежный пучок волосами и искренними улыбками. Проект для застенчивого Ренуара выглядел отчаянным: найти с десяток натурщиков, расположиться с огромным холстом прямо рядом с танцующими парами и повторять этот трюк ежедневно. Но все на удивление легко складывалось – для мужских персонажей согласились позировать друзья-художники, а для привлечения местных девушек Ренуар изобрел собственный метод. Он знакомился с матерью юной красотки, просил разрешения писать дочь и предлагал плату за эту работу. Закончилось тем, что монмартрские мамаши приходили к нему сами и просили писать своих дочерей – натурщиц было хоть отбавляй. Каждый день на протяжении всего лета 1876 году кто-нибудь из друзей помогал художнику вынести огромный холст к танцевальной площадке «Мулен де ла Галетт» - и начиналась работа. Тот фантастический эффект солнечного света, пробивающегося сквозь листья акаций, который Ренуару удалось передать на подвижных фигурах, критики не оценили. На третьей выставке импрессионистов, где картина впервые предстала перед зрителями, на нее просто не обратили внимания. Мадам Ренуар, мать художника, сказала ему однажды, что должно пройти 50 лет, прежде чем люди начнут понимать его живопись. На самом деле прошло 20, пока из личной коллекции Гюстава Кайботта картина переехала в Музей Люксембургского сада, и 53 – пока ее перевезли наконец-то в Лувр. Больше столетия пройдет после того монмартрского лета Ренуара – и уменьшенная копия его картины «Бал в Мулен де ла Галетт» уйдет с торгов Sotheby’s за 78 млн. долларов. Мадам Ренуар была мудрой женщиной, которая мало понимала в искусстве и много – в людях. ПьерОгюстРенуар Импрессионизм _history

11 июня 1605 года в истории России случилось невероятное событие - на престол взошёл Лжедмитрий I - ловкий авантюрист, выдававший себя за чудесно спасшегося младшего сына Ивана Грозного. Был ли он монахом Григорием Отрепьевым либо кем-то другим, но ему удалось стать полноправным владыкой России. Через год он женился на полячке Марине Мнишек, которая была коронована как русская царица. Свадьба эта стала для самозванца началом конца. Народ был недоволен обилием иностранцев в окружении нового царя, чем решили воспользоваться его политические противники. Пьяные поляки врывались в московские дома, бросались на женщин, грабили прохожих. Ситуация стала взрывоопасной. Оппоненты Лжедмитрия решили, что пришло время для решительных действий. 24 мая 1606 года Василий Шуйский собрал верных ему купцов и служилых людей, вместе с которыми составил план действий - отметили дома, в которых живут поляки, и решили в субботу ударить в набат, призвав народ к бунту под предлогом «защиты царя». В результате бунта были убиты около 520 поляков. Шуйский въехал в Кремль через Спасские ворота и приказал толпе «идти на злого еретика». Тем временем Лжедмитрий, проснувшийся от шума и набата, послал выяснить, что происходит, полагая, что в городе начался пожар. Лжедмитрий попытался спастись, спустившись из окна дворца по стропилам, но сорвался и упал с большой высоты. Он повредил ногу и получил сильный ушиб груди. Во дворе дежурил караул стрельцов, не принимавший участия в бунте. Лжедмитрий умолял стрельцов помочь, вывести его на Красную площадь к народу. Стрельцы сперва согласились и даже открыли огонь по мятежникам. В это время среди бунтовщиков раздались крики: «Давайте пойдём в Стрелецкую слободу и убьём их женщин и детей!». Стрельцам кричали, что они защищают не царя, а самозванца. Последние защитники Лжедмитрия, опасаясь за судьбу родных, готовы были отступиться от него, но всё-таки потребовали, чтобы мать настоящего царевича Дмитрия Марфа Нагая подтвердила, что Дмитрий — её сын, иначе пригрозили убить его. Князь Иван Голицын, выступавший в роли гонца, вернувшись, крикнул, что Марфа Нагая сказала: её настоящий сын убит в Угличе. Толпа взревела от ярости. Боярский сын Григорий Валуев, выступив вперёд, крикнул: «Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!». После этого Валуев выстрелил в Лжедмитрия в упор. Сразу за этим на то ли уже мёртвого, то ли ещё живого самозванца набросились с мечами и алебардами. Труп страшно изуродовали После трёх дней надругательств тело похоронили на погосте для до смерти упившихся или замёрзших. Вокруг погибшего Лжедмитрия продолжали роиться слухи. Его «чарам» приписывали наступившее похолодание, уничтожившее посевы на полях. Говорили, что по ночам он выходит из могилы и бродит по окрестностям. Тогда вопрос решили радикально — труп откопали, сожгли, пепел смешали с порохом, зарядили в пушку и выстрелили в сторону польской границы, откуда Лжедмитрий прибыл в Россию.

Безработные 1931 Эрнст Нойшуль ГМИИ им. А.С. Пушкина Картина относится к пику творчества Нойшуля, когда после учебы в пражской и венской Академиях художеств, путешествий по Европе, Азии, Африке и Америке, с 1922 года он долго жил в Берлине. Там в 1927 и 1932 годах состоялись его персональные выставки, на последней из которых полиция конфисковала его произведения. Нойшуль развивал в своих работах традиции реалистической живописи, обращаясь к актуальным темам из жизни рабочего класса. Критики сравнивали его произведения с работами Милле. Берлинская революционная группа «Роте Фане» и ее идейный вдохновитель Александр Дурпус стремились направить творчество художника в русло социалистического реализма. Будучи антифашистом, в 1934 году Нойшуль эмигрировал в Чехию. В 1935 году посетил СССР. В Москве в ГМНЗИ была организована его персональная выставка, на которой демонстрировалась данная работа. Запрещённое в соцсетях искусство — подробно.

"Русалки" 1871 г. Иван Николаевич Крамской Государственная Третьяковская галерея. Русалочьи посиделки под лунным светом. В обширном списке произведений И.Н.Крамского особое место занимает его картина под названием «Русалки». Народная молва окрестила это полотно мистическим, поскольку с ним связаны таинственные случаи, и некоторые из них — с печальным финалом. Но обо всем по порядку. Являясь почитателем литературного таланта Н.В.Гоголя, Крамской мечтал создать полотно по мотивам его произведений. Художник был, без преувеличения, очарован описаниями украинских ночей и тех мифических существ, которые появлялись под светом луны, пока обычные люди были погружены в сон. Помимо этого, живописец страстно мечтал запечатлеть на полотне удивительное сочетание ночной мглы и струящегося лунного света, озаряющего отдельные предметы. Картина Крамского «Русалки» свидетельствует, что с этой задачей художник отлично справился. Сюжетом для картины Крамского «Русалки» послужил отрывок из гоголевской «Майской ночи», где автор описывает сон Левка. Художник не ставил перед собой цель точно передать все детали сна, он лишь стремился поделиться со зрителем тем чудесным видением, которое посетило его во время работы над эскизами будущего шедевра. Картина Крамского «Русалки» наполнена светлой грустью. На переднем плане мы видим группу молодых девушек, облаченных в белые одеяния. Они собрались на берегу старого пруда, чтобы посидеть под лунным светом, спеть свои любимые песни и рассказать друг другу сокровенные тайны. Тонкие фигурки утопленниц застыли в живописных позах, их лица печально-строги. Кое-кто, запрокинув лицо вверх, всматривается в диск полной луны, другие же склонили головы, будто оплакивая свою горькую судьбу. Они словно сияют под светом полной луны, которая освещает лишь небольшие участки — заросли осоки, невысокий холм и старую усадьбу на нем. На современников Крамского его «Русалки» произвели неизгладимое впечатление: картина пользовалась необычайным успехом у публики, а критики единодушно хвалили мастера за точную передачу лунного света и новизну сюжета. Впрочем, сам живописец был недоволен собой и время от времени порывался доработать картину даже после того, как она оказалась в коллекции Третьякова. Само же полотно, казалось, жило своей жизнью. На 1-й выставке, организованной Товариществом передвижников, его поместили рядом с полотном «Грачи прилетели» кисти Саврасова. Утром обнаружилось, что пейзаж Саврасова ночью необъяснимым образом упал со стены; работники выставки в шутку говорили, что это дело русалок, которым пришлось не по душе соседство с птицами. Однако после того как картину Крамского «Русалки» купил П.Третьяков, всем стало не до шуток: челядь утверждала, будто в тех комнатах, куда вешали холст, воздух становился прохладным и наполненным сыростью, а по ночам оттуда слышалось тихое пение. Сам хозяин говорил, что после длительного созерцания картины он чувствует упадок сил. Также ходили слухи, будто картина сводит с ума молоденьких барышень, да так, что одна из них утопилась в реке. Вся мистика прекратилась после того, как по совету старой няни полотно повесили в угол, подальше от света — чтобы он не тревожил утопленниц на холсте. Сегодня картина является частью экспозиции Третьяковской галереи в Москве. ИванКрамской МифологическаяCцена Реализм _history

Благословенные девы. Джон Байем Листон Шоу(1872 - 1919 гг.) О связи Джона Шоу с прерафаэдитами говорит не только тематика его полотен, но и их аллегорический характер. Впрочем, символизм его работ довольно прямолинеен. И он безусловно был одним из прерафаэлитов, который довел пафос, присущий этому направлению, до предела. Собственно, за это работы Шоу любили его поклонники, и упрекали критики.

Маленькая сломанная дверь, или Касабланка Мишель Гино 1961 37,5 × 22,5 × 9 см Латунь ГМИИ им. А.С. Пушкина В Париже, Ницце, Рабате и других городах установлены скульптуры работы Гино; также они представлены в собраниях ведущих музеев мира. Гино получил премию критики на Первой молодежной биеннале в Париже в 1959 году, а также Гран-при по скульптуре на выставке в Марселе. Представительная выставка работ Гино состоялась в 2004 году в парижской галерее Bouquinerie of the Institute. В середине 50-х годов Гино познакомился с Ильей Зданевичем (Ильяздом). Результатом их творческого союза явилось издание livre d’artiste «Намек» с текстом Поля Элюара и цветными офортами Мишеля Гино, вышедшее в 1965 году.

Женщина с цветком 1929 Грант Вуд Музей Сидар-Рапидс, Айова Картина — яркий пример риджионализма: течение в американском искусстве 1930-х годов, помните, его же — "Американская готика". На картине Вуд изобразил свою родную мать — Хэтти Вуд, держащую трехполосную сансевиерию. Образ старой женщины в исполнении Вуда критики неоднократно сравнивали с Моной Лизой. Само растение было выбрано не случайно, сам Вуд впоследствии обосновал данный выбор тем, что его острые листья ассоциируются с прямолинейным характером матери художника. Картине свойственен авторский стиль Вуда — портрет крупным планом, прорисовка деталей. Задний план, в свою очередь, представляет собой ещё одну любимую тему художника — деревенский пейзаж. Запрещённое в соцсетях искусство — подробно.

"Портрет Элизабетты Гонзага" 1506 г. Рафаэль Санти Галерея Уффици, Флоренция. В XVIII веке эту картину атрибутировали школе Джованни Беллини, в I половине XIX – приписывали Андреа Мантенье, только в начале ХХ века было установлено, что работа принадлежит Рафаэлю (впрочем, до сих пор существуют те, кто подвергает его авторство сомнению), а изображена на ней жена урбинского герцога Гвидобальдо да Монтефельтро Элизабетта Гонзага.

На этот сюжет Делакруа вдохновил лорд Байрон, а еще, добавляют шепотом биографы, маркиз де Сад, чьи книги активно печатались во Франции в начале XIX века. Правда, нелегально. С Байроном как раз все законно: один из друзей художника работал над иллюстрациями к французскому изданию Байрона и дал почитать Делакруа пьесу об ассирийском царе Сарданапале. История царя, повелевшего сжечь все свои богатства перед приходом врага, настолько поразила юного Эжена, что он проделал поистине научную работу по поиску подробностей. В Лувре он копировал профили с монет Древнего Востока, изучал в библиотеке гравюры в книгах великих путешественников и монгольские миниатюры, читал труды древнегреческих историков. Какая-то утварь и пестрые шелка подсмотрена в антикварных лавках и напоминают скорее Индию, какие-то элементы архитектуры пришли из увиденных в Англии картин о гибели древних городов. А вот от маркиза де Сада контрабандой на полотно прокралось упоительная смесь сладострастия и смерти, обостренные ощущения и самые прекрасные в живописи XIX века женские спины. Биографы говорят, что Делакруа не любил вспоминать об этой картине в зрелом возрасте. Как будто он вскрыл свои самые сокровенные страсти и фантазии, чтобы потом навсегда спрятать их от чужих глаз. В канонической истории Сарданапала, ни у Байрона, ни у древних историков, ничего не говорилось об убийстве жен, слуг и лошадей. Царь-сибарит (это он изобрел пуховую перину) просто попросил уничтожить все, что доставляло ему удовольствие при жизни. Это Делакруа в своем воображении нарисовал юных красавиц, резню и спокойного тирана, удовлетворенно принимающего гибель любимых и собственную гибель. На первых набросках в роли Сарданапала Делакруа изображал себя. А еще предвосхищал импрессионистичную манеру в живописи. В рабочих заметках между прочим есть запись: «Желательно, чтобы мазки лежали раздельно, они сольются на расстоянии, сообщив цвету большую чистоту и интенсивность». Именно живописную эмоциональность и свежесть «Сарданапала» даже самому Делакруа удастся превзойти не скоро. Чтобы понять, каким фейерверком должна была выглядеть эта картина 29-летнего художника, можно взглянуть на гвоздь сезона в Салоне того года – «Апофеоз Гомера» Энгра. Абсолютно глянцевое и статичное изображение, которое как будто распадается на части и не дает глазу зацепиться за что-то важное. Делакруа в «Сарданапале» совершил переворот: изображение невероятно динамичное (сравните хотя бы с «Гомером»), а композиция выстроена по закрученной спирали. Сочетание ярких, насыщенных красок, которых Делакруа уже научился не бояться, создает настолько страстную и страшную картину, что Департамент изящных искусств и критики забили тревогу. В газетах можно было увидеть, например, такую рецензию: «Господин Делакруа заказал два фургона с тем, чтобы вывезти разрушенную мебель из дворца господина Сарданапала, двое похоронных дрог для мертвых и два омнибуса для тех, кто остался в живых». Делакруа после этой картины впал в немилость и был лишен государственных заказов. Благо, правительство во Франции в XIX веке менялось чаще, чем художественные принципы. Немилость продлилась всего три года – до Июльской революции. ЭженДелакруа Романтизм _history

В 1894 году Густав Климт был чрезвычайно популярным художником в Вене. О славе, которая его окружала, многие его коллеги могли только мечтать. За его плечами была не только череда успешных полотен, обласканных критиками, но и благосклонно встреченное оформление здания «Бургтеатра» и венского Художественно-исторического музея. Он – шутка ли! – в возрасте 26 лет получил императорскую награду за заслуги в искусстве. И вот в 1894 году Климт получил очередной престижный и масштабный заказ: ему предстояло написать три полотна, которые должны были украсить потолок большого актового зала главного здания Венского университета. О том, что заказ будет выполнен не совсем так, как предполагали университетские власти, стоило задуматься уже тогда, когда Климт стал предводителем Венского сецессиона и начал писать скандальные картины, шокирующие публику своей откровенностью. Когда в 1901 году полотна «Философия», «Медицина» и «Юриспруденция» были представлены на выставке сецессиона, на художника обрушился шквал критики. Картины называли «извращенными» и «порнографическими». «Медицина», которая должна была изображать торжество науки в победе над болезнями, подверглась особенно жестокой обструкции. Художнику пеняли на то, что на полотне вообще отсутствует какое бы то ни было упоминание о медицинской науке, и что оно изображает скорее победу смерти над жизнью. Жалобы на Климта написали 87 профессоров с разных факультетов Венского университета, после чего дело дошло даже до рассмотрения в Австрийском парламенте. В 1905 году уставший от многолетней эпопеи художник вернул полученный от Министерства образования аванс и вскоре продал «университетскую серию» частным коллекционерам. Полотна, к сожалению, постигла трагическая судьба. После вторжения Германии в Австрию нацисты присвоили себе множество предметов искусства, в их числе оказались и «университетские» картины Климта. В 1943 году они были перевезены на хранение в замок Иммендорф, но в 1945 году отступающие под натиском союзнической армии нацисты сожгли замок вместе с полотнами. От них остались лишь несколько предварительных набросков и фотографий. _history ГуставКлимт Модерн https://clck.ru/Ro4iq

В этом состоянии Мане пишет свою самую загадочную картину, новые толкования к которой предлагают арт-критики до сих пор – «Бар в «Фоли-Бержер». Мане редко требует сюжетной и символической трактовки образов – многие элементы на его картинах появлялись лишь потому, что того требовал живописный закон произведения. Мане часто играл с фактурами и цветами, а не рассказывал истории. Но только не в этой картине. Пространство, созданное Мане в этой картине, совершенная иллюзия, нереальность которой начинаешь осознавать, только когда вглядываешься в нарочитые несоответствия. Предлагаем начинать список загадок картины прямо с жанра. Портрет? Похоже, но слишком сложно для портрета, хоть на нем и изображен конкретный человек – барменша Сюзонн, которую завсегдатаи «Фоли-Бержер» хорошо знали. Для бытовой сцены здесь тоже слишком много загадок-отражений: зеркало, отражающее толпу, бутылки, отражающиеся в зеркале в неправильном порядке, отражение мужчины, на месте которого по логике стоим именно мы, зрители. Держитесь крепче, мы стоим в воздухе! В зеркале это видно. Все эти оптические иллюзии заставляют взгляд зацепиться и идти дальше – искать несоответствия психологические. Привлекательная девушка за барной стойкой – это маркетинговый ход подобных увеселительных заведений. Своим видом она должна остановить проходящего и заставить его купить бокал шампанского, но она смотрит сквозь нас, она отрешена и выключена из происходящего. А вот в отражении она же, но совсем с другими очертаниями фигуры, более плотная и округлая, ведет себя так, как должна бы, или так, как вела себя минуту назад – наклоняется к мужчине. Социальные искусствоведы ищут в ее образе схожесть с товаром, который продается так же, как и выпивка в баре, а в ее грусти находят реакцию на такое положение. Классическое искусствоведение видит в положении ее рук аналогии с древними изображениями Божьей матери и Христа. Но ни одно предположение не подтверждается самим художником и не оказывается очевидным. Он взывает к активности зрительского взгляда, не давая ответов на наши вопросы. Мане 20 лет только тем и занимается, что меняет глаза зрителя, растит в них новое восприятие живописи. И в конце жизни художник создает произведение, которое запустит новый процесс в отношениях между творцом и зрителем – совместное творчество и создание смыслов. _history ЭдуарМане Импрессионизм

Картина, которую художник писал 20 лет Покажу вам одну из самых известных и самых больших картин, которая связана с сегодняшним праздником - Крещением. Речь пойдет про картину - Явление Христа народу. Хотя при жизни художника она называлась - Явление Мессии. И Александр Иванов писал ее 20 лет с 1837 по 1857 год. И несколько интересных фактов про картину Иванов работал над произведением в Риме, куда попал в связи с учебной поездкой, которая затянулась… Когда уже пора было возвращаться на родину, нужно было это полотно транспортировать. А его размер - 540 на 750 см Так как иных средств передвижения тогда еще не придумали, путешествовала картина по морю. Причем разместили ее прямо на палубе, потому что ни в один трюм и каюту она не влезала. Перевезти такое масштабное полотно стоила дорого, у художника денег на это не было. Но ему помогла оплатить все расходы великая княгиня Елена Павловна, супруга брата императора Николая 1, которая занималась благотворительной деятельностью. Так что, если бы не она, может, эту картину мы бы и не увидели ???? Иванов очень боялся, что после возвращения на родину результат его 20-летней работы не будет оценен по достоинству. Как говорится: «куда смотришь, туда и едешь»… Так и случилось, критики и богема картину не оценили. Зато оценил император! Который купил полотно и подарил его Румянцевскому музею. Но, увы, Иванов об этом так и не узнал - по возвращении на родину художник заболел холерой и скоропостижно скончался, успев услышать только негативные отзывы про главную работу его жизни. А тут рассказывала про «Явление Христа народу» более подробно. Если интересно, можете послушать или посмотреть PROинтересныефакты PROживопись

И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе. Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн. Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения. Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет. _history ПетровВодкин Модерн https://t.me/paintings_collection/224